Иногда ощущаю себя продавцом кроксов за прилавком какого-нибудь нижегородского базара 18 века. Где мимо шарахается многотысячная толпа в дранорваных лаптях и ищет лавку с берестой и бечевой, чтоб ежесезонно подлатать изношенное. Пойди объясни, что у тебя тут лежит такое.

• Есть проблема — лапти рваные, ходить уже больно.
• Есть решение ее на корню — новая удобная обувь, легкая, вечная, приятная, с гарантией и по цене выгоднее любого другого предложения.
• И есть парадокс — крестьяне вообще не поздозревают, что можно решить проблему не так, как привыкли делать поколениями. Дед латал, отец латал, они продолжают и детей тому же учат.

Даром раздаешь — смотрят в прилавок и буквально запрещают себе перестать страдать принципиально. Вот оно, решение. И в бюджет укладывается, и рекомендаций море, и гарантии пожизненные. Но страшно выйти за границы привычной родной страданины.

Страшно стать первым поколением, разорвавшим этот ген бесконечных оханий, аханий и ахуеваний от тяжести счастья. Потому что тогда жить придется вкусно и самостоятельно. И перестать дружить с поросятами, чья судьба стать шашлыком. «А я так к нему привязалась, что умираю с голода, не могу забыть, отпустить».

Вот и продолжают крошить жизнь на третьем, четвертом, пятом десятке печеньем в мятую салфетку беспомощности. А ведь жизнь — она из азарта и риска, секретная страсть, полная наслаждения. Ну или страдания, тут по вкусу. Смотря насколько успели психопроктологи мозги загадить своими нерабочими поддержками в своем страхе лишиться клиента.