А можно иначе
Он долго молчал, уставившись в одну точку, и вдруг сказал почти шепотом:
"Каждый раз одно и то же. Все летит в жопу, я собираю обломки, все аплодируют. А внутри - пусто". Я уже слышал его классические истории: кризис 2014-го, пандемия, переезд, обрушившийся рынок. Но сегодня он говорил о другом кризисе - тихом, почти ручной сборки.
"Смотри, как это устроено, - он делает в воздухе жест, будто рисует схему. - Чтобы быть героем - надо попасть в жопу. Чтобы попасть в жопу - я делаю вид, что все под контролем, игнорирую тревожные звонки, людей, цифры. Потом, когда жареный петух уже конкретно клюнул, я выхожу на сцену. Ночами не сплю, договариваюсь, спасаю команду, деньги, сделки. Все в шоке от моей эффективности. Я - Спаситель. А потом сижу среди этих людей и понимаю, что не бизнесом управляю, а раз за разом ставлю одну и ту же пьесу".
Он замолкает, усмехается: "Честно, если бы не жопа - я не знаю, кто я. Когда все спокойно и предсказуемо, я как будто лишний в собственном офисе. Они работают, процессы идут, а я становлюсь нервным и... начинаю раскачивать лодку. Чуть-чуть. Как будто нормальная жизнь меня не выдерживает".
"Как ты раскачиваешь лодку?" - спрашиваю. "Беру проект, который нам объективно не тянуть. Затягиваю разговор с важным клиентом, пока все не станет критическим. Влезаю в конфликт с партнером. И внутри такое странное чувство... как будто я заранее готовлю сцену для будущего подвига. Нарочно. Хотя вслух, конечно, говорю про обстоятельства и 'так сложилось'". Он смотрит почти виновато. Но это уже честность, не игра. "Не звучит мерзко, - говорю. - Звучит очень узнаваемо". Он вскидывает глаза. "Ты тоже?" "Я тоже умею давать хаосу роль мотора, - отвечаю. - Сначала все бросить, потом героически собраться. Сначала довести до края, потом 'переродиться'. Очень человеческая конструкция: ценность - только через спасение".
Он откидывается в кресле. "Да. У меня как будто нет права просто жить нормально. Если нет драмы - я никто. Без пожара я превращаюсь в мебель. Сижу и не понимаю, зачем я нужен, если ничего не рушится. А когда все горит - вот тогда у меня есть место, роль, миссия. Тогда меня любят, благодарят, восхищаются". "То есть, - говорю я медленно, - ты не веришь, что можешь быть ценным просто так. Без катастрофы. Без героического рывка".
Он хмыкает, но голос едва слышно дрожит. "Звучит, как приговор". "Скорее, как диагноз", - отвечаю.
Мы оба усмехаемся. Черный юмор людей, которые годами вскрывают чужие конструкции, а потом находят в них свои.
"И что с этим делать?" "Как вариант, переписать внутренний контракт, - говорю. - Где ценность не за подвиг, а за присутствие. Где герой - не тот, кто вытаскивает из жопы, а тот, кто не загоняет туда ни себя, ни других. Где ты нужен не только в последние сутки перед коллапсом".
Он какое-то время молчит. "Мой внутренний режиссер катастроф сейчас фыркает, - говорит. - Ему не нравится идея остаться без пожаров". "Пусть фыркает, - отвечаю. - Он боится, что без пожара ты больше не позовешь его на главную роль".
Мы заканчиваем встречу. Он говорит, что сегодня вечером пойдет домой не "догонять дела", а просто быть с семьей. Без спасения, без подвига. Маленький эксперимент.
Когда дверь за ним закрывается, я остаюсь в тишине и ловлю себя на неприятно честной мысли: этот сценарий слишком знаком и мне тоже. Быть героем своей жопы проще, чем быть человеком своей жизни.
