Не обязан
Семья болела почти два месяца. То один, то другой. Как будто кто-то крутил ручку громкости: сегодня тише, завтра снова на максимум. Я держался на автомате. Аптечка, школа, работа, сообщения клиентам, “пап, дай воды”, “мам, где градусник”. И между этим - привычная роль взрослого, который должен мочь.
Сам я пока жил по касательной. Не выздоровел, а просто научился обходить слабость по дуге. И в какой-то момент поймал себя на мысли: ну все, пронесло.
Не пронесло. Вчера накрыло, свалился.
Болезнь - это не столько температура, сколько потеря права на контроль. Ты лежишь в своей же квартире, в своей же кровати, но вдруг обнаруживаешь, что даже “встать и налить воды” - это проект. И таблетки становятся не лекарством, а чем-то очень человеческим: маленькой просьбой к телу - “давай, пожалуйста, еще чуть-чуть, держись”.
А потом - снова. То самое беспомощное состояние. Когда ты можешь перестать мочь. Не фигура речи. Очень физическое “не могу”. И вместе с ним поднимается страх, который обычно прячется под словом “устал”.
Страшно быть зависимым от других. Страшно просить. Страшно, что тебе помогут не так. Страшно, что не помогут. И еще страшнее - мысль, которую не хочется произносить: а если я перестану быть нужным? Если стану не полезным, не эффективным, не тем, кто решает?
Смешно, конечно. В сорок с лишним лет бояться быть “ненужным”, как школьник. Но у этого страха есть своя логика: мы часто меряем себя тем, что выдаем наружу. Результатом. Скоростью ответа. Количеством задач, которые проглотил за день. Болезнь делает жестко и честно: сначала выключаются именно эти вещи.
И тогда внутри поднимается другой вопрос - не про простуду. Про контроль. Про свободу. Про то, что свобода - это не “я могу все”, а “я признаю, что не всегда могу”. И еще про одиночество: когда тебе плохо, никто не может прожить это за тебя. Даже если рядом. Даже если держит за руку.
И я поймал себя на неприятной привычке: когда я слаб, я автоматически превращаюсь в список показателей. Пульс, температура, таблетки, сон. Как будто моя ценность сейчас - в том, насколько быстро я вернусь в строй.
А ведь кроме функций есть роли и отношения. Муж. Папа. Друг. Партнер. Человек, которому можно просто быть рядом, даже если он молчит и хрипит. Даже если он сегодня не герой, а тот, кого спасают.
Есть ловушка, в которой легко застрять. Когда тело капитулирует, мозг начинает учиться беспомощности: “не трогай, не пытайся, не выйдет”. И я не хочу туда.
Как я себе сейчас помогаю, совсем простыми вещами:
Сужаю горизонт. Не “как вернуть нормальную жизнь”, а “что я могу сделать в следующие 30 минут”. Прошу помощи конкретно: “принеси воды”, “побудь рядом 10 минут”, “возьми на себя звонок”. Напоминаю себе вслух: меня любят не за то, сколько я успел.
И еще. В беспомощности есть проверка на близость. Если рядом люди остаются, когда ты не сияешь и не тянешь - значит, отношения не про полезность. Значит, можно выдохнуть.
Не знаю, когда полностью отпустит. Возможно, завтра. Возможно, через неделю - организм сейчас не ведет переговоры. Но я точно знаю одно: мне не хочется застрять в первом слое - таблетка, функция, результат. Хочется помнить второй - роль, связь, живое присутствие.
И, наверное, это и есть взрослая сила. Не “я всегда справляюсь”. А “я могу не справляться - и все равно оставаться собой”.
И да, меня это бесит. По-человечески. Но, кажется, и это я тут принимаю как часть себя.
